— И сколько цветочных магазинов ты разорил? — хрипло спросила я.
— Лучше спроси, сколько цветочных магазинов разорили меня! — парировал он. Либо мне показалось, либо Настя попросила Олю ее ущипнуть. И меня тоже, и меня! Вокруг начали собираться люди. Все, буквально все пялились. — Надеюсь, я прощен?
О да. Он просил прощения. У меня.
— Ты сам знаешь, — сглотнула я.
— Да. Знаю, — улыбнулся он.
Я вскочила на колени, оскальзываясь на лепестках, и порывисто поцеловала его.
— Могла бы что-нибудь сказать, — пробурчал он недовольно. — Я вообще-то их сам отрезал. Лично!
Я рассмеялась.
— Я скажу, — вдруг вмешалась Лара. — Ты, Алекс, конечно, временами полный кретин, но ухаживать умеешь.
— Знаешь, Лариса, если бы я уже не был влюблен, думаю, у нас бы что-нибудь вышло.
— Неа. Никогда. Я люблю свою психическую устойчивость, а ты даже на расстоянии дурно на нее влияешь, — хмыкнула она и помахала на прощание рукой.
Каждый день я выходила из здания университета с замирающим сердцем. Мне казалось, что сегодня Алекс пропадет, растает как дым. Именно сегодня он придет ко мне и с отсутствующим, отстраненным видом скажет, что я ему надоела. Или вовсе не придет. В конце концов, чем я отличаюсь от любой другой девушки? Инициалами в паспорте. Но каждый день он возвращался с улыбкой. Кроме того памятного. В тот день он был явно не в настроении. Мы выходили из дверей корпуса, я увидела выражение лица, и мигом запаниковала. Он шел мне навстречу, его лицо было серьезным, почти сердитым.
— Ты что как резко тормозишь? — налетела на меня Настя.
А я дар речи потеряла. Алекс, однако, причин не подтвердил:
— Мой отец хочет тебя повидать.
— А я н-не хочу видеть, — заплетающимся языком пробормотала я. Нервы-нервы. — И вообще мне на тренировку.
Я потупилась и засунула руки глубже в карманы пальто. Подруги дипломатично разбежались.
— Объясни-ка мне, что он тебе сказал на самом деле.
— Не понимаю, о чем ты.
— Карина, не надо мне врать. Ты от одного лишь упоминания его имени зеленеешь!
Я вздохнула.
— Он велел мне держаться от тебя подальше.
— Почему?
— Почему? Потому что я подвергаю тебя опасности. Потому что я не вашего круга. Но в данный момент я делаю все ему поперек.
— Глупости! Константин…
— Он сказал, что разберется… — приврала я. — Если мы с тобой просто разойдемся в разные стороны.
— А если нет?
— Ну… он не уточнял. Но мы оба знаем, что он может со мной сделать что угодно.
Я вздохнула, а Алекс прижал меня к себе и сказал:
— Он ничего тебе не сделает. Я обещаю.
— Конечно нет. Это бы повредило вашим с ним добрым отношениям. Однако, он может сделать что-то с Женей. С Лизой. С Димой. Это было бы не менее больно, понимаешь? Только больно было бы не тебе.
Я почувствовала, как дрогнули руки Алекса. Он понял, он услышал.
— А у тебя есть я. Я не позволю ему причинить тебе боль. Я обещаю.
Но, тем не менее, с Сергеем мы встретились. В кафе около банка. И более неприятной ситуации сложно было даже вообразить. Алекс сидел напротив отца, я — рядом с ним. Заказанный кофе давно остыл. Однако никто из нас к еде даже не притронулся. И кроме как о делах не говорили, да и то Елисеевы всего парой фраз обменялись. Когда Сергей перешел к сути, я напоминала комок нервов, у меня даже голова от напряжения разболелась.
— Прекрасная погода нынче в Лондоне, — сказал вдруг Сергей и улыбнулся. Повторять дважды ему было не нужно. А еще уточнять.
— Не очень-то. В середине марта там мрачно и дождливо, — хрипло отозвалась я, делая вид, что совсем его не поняла.
— Нет? Ах да, конечно. Я немного перепутал полушария. Это в Сиднее сейчас чудно… там вообще круглый год погода на загляденье.
И на лице у него расползлась такая улыбка…
— Заткнись, — процедил Алекс сквозь зубы, испепеляя взглядом отца.
— Не одобряешь, Алекс? Это бы решило все проблемы с Константином. Совсем все.
— Я. Разберусь. Сам.
— Ты не в состоянии с ним разобраться. Вы две кошки, которые воюют за одну набитую валерьянкой игрушечную мышку. В нее стреляли, резали, подставляли под ДТП. По-твоему, сын, рисковать жизнью девочки просто за возможность с ней спать честно? — Я задохнулась. Умеет он выбрать тон беседы. Мне он откровенно угрожает, а в случае Алекса давит на чувство вины. И, вот же дьявол, это работает. Да еще как. — Нельзя быть таким эгоистичным. Кстати сказать, а Ирина в курсе?
— Мама?
— Да, твоя мать. И отец. Они в курсе, с кем ты встречаешься?
— Разумеется, — ответила я, глядя прямо ему в глаза, и избегая лишних движений. Манипуляторов.
— Хм, это же прекрасно. Значит, никто не возразит против этого, — улыбнулся Сергей и бросил на стол сегодняшнюю газету, в которой красовались наши с Алексом фотографии и заголовок типа «Разве можно не любить гимнасток?». Мы были запечатлены на дворцовой площади. Счастливые, смеющиеся, влюбленные настолько, что видно невооруженным глазом.
— Ты просто урод, — рявкнул Алекс, встал, схватил меня за руку и вытащил из кафе. А Сергей просто усмехнулся. Но он был прав. Во всем и всегда.
Это было низко, мерзко и отвратительно, но в надежде, что мама смягчится, я поехала к ней. Выдержать вечер совместной готовки, смеяться, делиться университетскими рассказами, но при этом не открыть рот и не называть истинную причину визита оказалось одним из сложнейших заданий за всю мою жизнь. Все-таки она мама. И она важнее других. Я решила, что чай — лучшее время для разговора, и начала весьма издалека: